В нашей еврейской общине
Много прекрасного есть,
И от рожденья поныне
Дел ее добрых не счесть!

Евреи знают, как грустить, как веселиться,
Что через скорбь из пепла можно возродиться!
Из мрака жизни через тернии ведет
Превечный к свету Свой израильский народ!

Великий Бог – Творец Вселенной,
Что Человека сотворил
С душою вечной и нетленной,
Свое Творенье возлюбил!

Есть «Книга Жизни», где для каждого из нас
Вся жизнь расписана на факты и мгновенья,
А предисловием в ней служит день и час,
И факт под номером один – души рожденье!

Мы счастливы с тобой сегодня оба:
День «свадьбы золотой» сейчас у нас.
Ты самородок самой высшей пробы,
Наш золотой пожизненно запас.

Это было в мае 1956 г., в разгар Хрущёвской «оттепели». Впервые, после почти десятилетнего запрета (на государственном уровне) по тогда Всесоюзному (Центральному) радио снова прозвучали еврейские песни на еврейском языке в исполнении ранее репрессированного, но незадолго до этого реабилитированного певца Александра Любимова.

Я привстал. Нет, вскочил. Стало в галстуке тесно.
Весь вспотел, ожидая. И вот, наконец,
Вновь, как в прежние годы, еврейские песни
Исполняет всемирно известный певец.

Что с тобой? Словно песен не слышал ты сроду?
Вот чудак! Ну, чему же ты собственно рад?
Ведь повсюду, любые другие народы
На своём, на родном, языке говорят.

Да, любые другие... А я волновался,
Будто сам я по радио громко запел,
Будто в комнату ветер весенний ворвался

И меня, тормоша, закружил, завертел.
Вспомнил детство, войну, тыловой городишко...
Всё с тех пор изменилось. Но разве забыть,

Как однажды к тебе привязались мальчишки
И тебя, беззащитного, начали бить.
Ты впервые услышал: «Жидовская морда!»
И стараясь не выдать вскипающих слез,

Ты стоял молчаливо упрямый и гордый,
Зажимая рукой окровавленный нос.
На плече материнском, родном и горячем
Ты нашёл утешенье, вернувшись домой.

Разве знал ты, что горе твое неребячье
Ей, наверно, с рожденья известно самой?
Это горе, постигшее также немалых,
Заставляло не верить, метаться, страдать,

Непокорных смиряло, упорных ломало,
А здоровых и сильных валило в кровать.
Кто прошёл через гетто и гарь душегубок,
Сквозь кошмар геноцида, ад и муки тюрьмы,

Тот народ свой с такою же силой полюбит,
Как его полюбили в страданиях мы.
Наградил нас Всевышний своею любовью
И частицей божественной силы своей.

Мы писали историю собственной кровью
От библейских времен до сегодняшних дней.
Не впервой от врагов, крестоносцев, расистов
Защищать нам святые заветы отцов,

Наши гены не только певцов и артистов,
Но и гены пророков, героев, творцов.
Не забыть нам чудовищных зверств Холокоста,
Смерть задавленных танками наших детей,

До сих пор нам мерещатся всюду погосты
Миллионов невинно убитых людей.
Нас пытали, травили и жгли изуверы, 
Изгоняли безжалостно с нашей земли. 

Отлучали от наших традиций и веры,
Но в рабов превратить все равно не смогли.
Правда, были и те, кто в часы испытаний,
Отреклись от народа, от предков своих.

Но к евреям никто, безусловно, не станет
Причислять отщепенцев и прихвостней их.
А особенно те перед нами в ответе
Кто на братьев своих доносил палачам,

Кто подачки за подлые эти наветы
От заказчиков их, не стыдясь, получал.
Нас лишали работы, закрыли газету.
Нам мешали не раз поступить в институт.

Но скажите: да разве способно все это
Умалить, очернить героический труд?
Работящий, талантливый, умный и скромный
Мой народ не согнулся, живя и трудясь.

Он ничем не запятнан.
И пусть это помнят
Те, кто ложью пытался втоптать его в грязь.
Не привыкли считать мы ни подвигов наших,

Ни великих побед, ни великих обид.
Я хочу, чтобы пасмурный вечер вчерашний
Перед завтрашним утром остался забыт.

Чтобы дружба народов жила не старея, 
Чтобы вспыхнуть не дали кровавой войне, 
Чтоб звучала прекрасная песня евреев 

Неизменно со всякой другой наравне.

Как здорово устроена планета
У нас прощальный клекот журавля.
А в то же время расцветает где-то
Со всей весенней щедростью земля.

Когда дорогу закрывает мрак
И кажется: крушенье неизбежно,
Твои глаза мне светят, как маяк: 
Неугасимо, страстно и мятежно.

Ты божий дар, мое спасенье,
Источник света и тепла,
Родник весны и вдохновенья,
мой талисман от бед и зла.

Разлетаются с треском желуди,
Мельтешит дождевая пыльца.
Книгу леса в осеннем золоте
Поспеши прочитать до конца.

Постарайся ее прочувствовать
До последнего в ней лепестка,
То веселую, то грустную,
То смущенную чем-то слегка.

Наберись её щедрой мудрости
Под березовым небом рябым,
Где в молчании целомудренном
Разгораются кисти рябин.

В этом жертвенном чистом зареве,
Неподвластном ни тлену, ни мгле,
Понимать начинаешь заново
Назначенье свое на земле.

Здесь глаза у лосей доверчивы
И в янтарных наплывах коры...
Нам сдана на хранение вечное
Живописная книга добра.