27 января – дата в календаре, связанная с трагическими событиями, так или иначе затронувшими весь мир середины XX века. Прошло 70 лет. Оглядываясь в прошлое, листая страницы истории, которая кажется такой далекой, уже не так остро ощущается боль ушедших людей – чужих, незнакомых, смотрящих с черно-белых фотоснимков в музеях Памяти взглядом, полным скорби и надежды. Скорби о настоящем. Надежды...у каждого она была своя. И все же 70 лет – это не так много! А мир за каких-то полвека преобразился до неузнаваемости. Те юные девушки и юноши со старых фотографий могли ли мечтать об условиях жизни, доступных сегодня? Их мечты были куда проще...куда ценнее...Их мечтой была жизнь. Жизнь близких, родных...и мирное небо над головой.

Прошло 70 лет. Но и среди ныне живущих остались свидетели, чудом избежавшие смерти, герои страшной войны, победившие нацистский режим. Они также просыпаются по утрам, куда-то идут, ездят на общественном транспорте...Их судьбы никто не перепишет заново, а детские воспоминания не наполнятся светлыми моментами семейных праздников, яркими игрушками, смехом друзей...Детские воспоминания...это последний взгляд матери, это дорога в неизвестность, для кого-то это – Освенцим. Детские воспоминания об Освенциме...

27 января 2015 года исполняется 70 лет со дня освобождения крупнейшего нацистского концлагеря «Аушвиц-Биркенау». Комплекс концлагерей и лагерей смерти находился недалеко от Освенцима. Закрепилось в истории и это второе название.

1 ноября 2005 года Генеральная Ассамблея ООН установила Международный день памяти жертв Холокоста, определив дату – 27 января – день освобождения концентрационного лагеря «Освенцим» советскими войсками.

Дата 27 января связана и с еще одним историческим событием - Днем полного снятия блокады города Ленинграда в 1944 году. Военная блокада длилась с 8 сентября 1941 года. 872 дня. 872 дня страшных нечеловеческих испытаний.

Вторая мировая война. Великая Отечественная война. Война. И линией смерти, от которой нет спасения, в страшном жернове войны – Холокост. Слово, которое и сегодня, в XXI веке, произносится с особым трепетом, с содроганием в голосе. Военнопленные, работники, а в действительности, рабы трудовых лагерей, угнанные в фашистскую Германию женщины, дети... но все же не евреи – имели надежду на спасение. Но, если ответ на вопрос «Bist du Jude?» положительный...шансы на жизнь ничтожны...

Сегодня, в мире, провозгласившем наивысшей ценностью межэтническую толерантность, можно ли спокойно принять хотя бы мысль о том, что уничтожались миллионы безвинных людей просто потому, что родились именно в такой семье, именно такой национальности? И в этом была их вина – вина женщин, детей - настолько неоспоримая, что они не имели права на существование.

Важно сохранить Память. Память о тех, кого нет. Память о тех, кто выжил. Кто пережил то, о чем страшно читать, смотреть на экране. А уж слушать «живые» рассказы реальных людей?! Чрезвычайно важно по крупицам собрать, сохранить и передать воспоминания очевидцев, жертв нацизма будущим поколениям. Чтобы 27 января осталось датой Памяти в календаре. И никогда больше эта вселенская Трагедия XX века, не подвластная человеческому приятию, не повторилась.

27 января 2015 года Ассоциация «Мицва» провела ежегодное мероприятие - митинг в День памяти жертв Холокоста. Собрались люди. Пришли представители СМИ. Звучала музыка – скорбящая по ушедшим скрипка... На стенде размещены фотографии, сделанные в концентрационных лагерях, снимки безоружных женщин с поднятыми вверх руками, детей с наколотыми номерами на тоненьких ручках, мертвых изможденных тел, сваленных в кучу...Фоном идет документальный фильм – «живое» воспоминание о Холокосте...

«Сегодня мы собрали людей, чтобы почтить память тех десятков, сотен тысяч убиенных только за то, что они принадлежали к определенной национальности – они были евреями, - сказал председатель Совета Ассоциации «Мицва» Александр Барон в интервью телеканалу «Казахстан». – Вне всякого сомнения, убивали и других. Но план – полное уничтожение евреев – был введен в действие. В Польше рядом с Краковом есть два лагеря: «Аушвиц 1» и «Аушвиц 2». Первый сохранен: жилые, пыточные бараки, бараки, где были проведены отвратительные медицинские эксперименты, места, где убивали, сжигали...Огромный лагерь «Аушвиц 2» технологически построен так, что люди, которых привозили эшелонами, сразу шли в газовые камеры. Это - убийство. Убийство людей по национальному признаку – Трагедия, темное пятно на морали человечества. Сегодня мы вспоминаем детей, женщин, стариков, которые погибли в жутких застенках лагерей. В 2014 году я был с двумя другими руководителями общин в Вашингтоне, в Музее Холокоста. Также глава украинской и немецкой общин Казахстана. Я был готов к тому, что увижу. Они – нет. После увиденной экспозиции мои коллеги долго не могли говорить...».

Дала интервью корреспонденту телеканала "Казахстан" и волонтер Республиканской еврейской библиотеки им. М.Симашко Любовь Корецкая. Ее рассказ был точен до мелочей. Она говорила ровным, спокойным голосом, и только в нескольких местах, когда назывались имена близких, родных, голос срывался...

«Я попала в рабочий лагерь небольшой консервной фабрики в городе Франкфурт-на-Одере, - начала рассказ Любовь Яковлевна. – Мы жили не в бараках, а в бывшем концертном танцевальном зале Сан-Суси, разгороженном шкафами на кабины. В каждой – по шесть двухъярусных деревянных коек на 12 девушек. Нас было 150 человек на две смены: с 6 утра до 18:00 и с 18:00 до 6 утра. Выходные дни: Рождество, Пасха и день рожденья Гитлера. Других выходных дней не было. В воскресенье первая смена работала до трех часов дня, вторая заступала и заканчивала среди ночи...

Все было спокойно. Работали потихоньку. На работу ходили в сопровождении полицая, который строго следил, чтобы мы носили нашивной знак справа – на синенькой тряпочке с белой каемочкой слово Ostarbeiter – работник с Востока. Нам разрешали в воскресенье на два часа выходить в город. Мы прикалывали эту тряпочку булавкой, в городе снимали и прятали в карман. Когда замечали полицию, прикалывали на место...

...В чем мне повезло? Меня поселили к девушкам-украинкам из Житомирской области. Там были и западные украинки. После тифа, голода, я была – истощавший пальчик, обтянутый кожей, без волос. И только мой крупный еврейский носик и огромные глаза говорили за себя. Бердичевские евреи, украинки прекрасно поняли, что я еврейка. Но они окружили меня такой заботой, вниманием, что не дали мне ни разу понять, что они знали, кто я. Если бы меня выдали, меня бы сразу перевели в концентрационный лагерь...

Но постепенно у нас появились в нашей кабине и рядом девушки из бывших военнопленных. Одна из Воронежской области - Шурочка, бывшая медсестра. Я не помню ее фамилию. И еще одна украинка Люда. Они связались со «Свободной Германией». Была такая организация. Вы не думайте, что все немцы были поголовно фашистами. Шла внутри борьба и их – немцев - немало сидело по концлагерям. Их не щадили тоже...

И вот через эту связь у нас наладилось понимание многих событий. Мы могли читать немецкую газету, которую нам привозили. Они печатали, мы слушали, но верили тому, что сообщала «Свободная Германия». Листовки эти мы, конечно, прятали. Когда была проверка, по очереди передавали друг другу, чтобы ни у кого не нашли. Однажды все же обнаружили – и двух девочек – западных украинок – отправили в концентрационный лагерь. Не думаю, что кто-то выдал. У нас не было провокаторов. Больше никто не попадался...

...Как мы боролись? Понимаете, мы работали на консервной фабрике, готовили консервы для армии. Со всего мира привозили овощи, фрукты, мясо, птицу. Мы делали и тушеные, и консервированные, и варенье...Но не думайте, что мы были такие безропотные. Мы тащили все, что могли. Когда разгружали вагоны, на мешках стоял штамп – Винницкий государственный сахарный завод - мы брали свое! Рискуя, если поймают на проходной, то не просто изобьют, а грозит концлагерь...

Рядом в 12 километрах от нас был городок Бризен. Там на военной патронной фабрике голодали у станков люди. Им выдавали по 300 грамм хлеба и баланду из старой кольраби. Мы наладили с ними связь. Паковали чемоданчик с продуктами, которые стащили с фабрики, и увозили туда. Поскольку я хорошо владела немецким, была похожа на немку – худая, в отличие от украинских девчат – ходила на вокзал, покупала билет, отдавала его девочкам – и они уезжали в пригород. Там была уже налажена встреча – и продукты передавали голодающим. Однажды полиция поймала двух девочек с чемоданом продуктов...Вы думаете, мы прекратили помогать? Нет. Но мы стали осторожней – и больше никто не попадался.

...Вот один способ борьбы. Мы сопротивлялись, как могли. Старались испортить как можно больше продукции для фронта. Вот, допустим, пакуем зеленый горошек. Он проходит через конвейер, а мы туда в банку стараемся положить больше мусора – пусть едят солдаты. Быть может, это мелочь. Но у нас все равно было ощущение, что мы – непокоренные, мы не сдались просто так. Если паковали спаржу, то откусывали самую вкусную часть, а то, что есть невозможно, клали в банки. Все, что можно было портить, мы портили. Все, что можно было тащить, тащили...

...Что помогло мне спастись? Наша сплоченность. Только это. Мы помогали друг другу, мы не выдавали друг друга. Мы делали все, чтобы помочь, защищались. И все-таки была борьба. Это не было восстание, как у Алексея Печерского или как в Минском гетто... Может, наша непокорность – это мелочь... но все же –сопротивление...».

Митинг памяти жертв Холокоста посетил раввин Алматы Шевах Златопольский. Он обратился к присутствующим с речью, прочитал молитву в память об ушедших людях...

«Важно, чтобы Память не ограничилась мемориалами, когда весь мир поставил памятники жертвам Холокоста, отметился и пошел дальше, - сказал раввин Шевах. – Важно, чтобы Память не превратилась в музей, как в некоторых европейских странах, где из синагог сделали музеи...Память – это то, что мы можем сделать сегодня, это наша жизнь. Те люди погибли...чтобы мы с вами сегодня жили еврейской жизнью, соблюдали праздники, чтили заповеди. И это есть самое главное, что мы можем сделать для них – продолжить жизнь, которую пытались уничтожить».

Высоким гостем мероприятия стал сотрудник Организации Объединенных Наций, чешский дипломат, политолог, отвечающий за общую стратегию в области общественной информации ООН в Казахстане, Властимил Самек.

«Своим присутствием на этом мероприятии, которое вот уже несколько лет как стало традицией, я хочу подчеркнуть важную роль ООН в освящении памяти жертв Холокоста, - сказал в своем обращении к присутствующим господин Самек. – В этом году мы отмечаем 70 лет со дня освобождения концлагеря «Освенцим», 70 лет с окончания Второй мировой войны и возникновения Организации Объединенных Наций, основной задачей которой является недопущение повторения этой ужасной войны и Холокоста. Смотря на вас, я хотел бы особо отметить, как важно, чтобы Память о событиях, происходивших 70 лет назад, сохранилась. Чтобы сохранилось уважение ко всем, кто пострадал, выжил, героически противостоял трагическим событиям. Чтобы молодежь знала и помнила. И это тоже одна из задач ООН. Позвольте мне еще раз выразить глубокое уважение ко всем, к этой важной дате в истории человечества, и пожелать, чтобы 27 января осталось датой в календаре - и больше никогда такая Трагедия не повторилась...».

После выступления гостей, к присутствующим на митинге обратился глава еврейской общины Казахстана Александр Барон.

«Дорогие друзья, каждый год мы встречаемся здесь в этот траурный день – и каждый раз душа переполняется чувством глубокой скорби, тревоги: скорби об ушедших и тревоги за сегодняшний день, - сказал он. - Трагедия, пережитая еврейским народом, коснувшаяся каждой еврейской семьи, всегда жжет наше сердце. И мы с тревогой смотрим в сегодняшний день, когда видим, что творится в мире. И мы все должны поднять свой голос против антисемитизма, против любой расовой, национальной дискриминации. Потому что мы очень хорошо знаем, к чему это приводит - и чем это заканчивается. Мы всегда - до самого последнего вздоха - будем держать в сердце память о тех близких и не близких людях, которые пострадали за то, что они евреи. Вечная им Память».

Среди участников и гостей митинга также были свидетели трагических событий, пережившие войну, потерявшие близких, претерпевшие ужасы концентрационных лагерей... С речью – рассказом о своей судьбе – выступила Гита Яковлева. Но перед своей автобиографической повестью она прочитала стихотворение Владимира Бондарчука «Последний Исход»:

«Апрель сорок третьего года.
Варшавское гетто не спит.
Евреи готовы к Исходу,
Как вечная Тора велит.
Бутылки горючею смесью
Наполнены вместо вина,
Не слышно ликующих песен,
Лишь песня страданий слышна.
Когда же фашистские орды
Пошли на последний погром,
Их встретило смело и гордо
Восставшее гетто огнем.
И в панике коршунов стая,
Депеши летят и летят:
«Что делать? Евреи стреляют!»
Ответ: «Выжигайте подряд!»
Здесь правда сражалась святая,
И, с Богом ведя разговор,
Евреи, как факел сгорая,
Стреляли фашистов в упор.
...Есть праздников много, но этот
Евреи особенно чтут:
На Песах к свободе и свету
Проложен из рабства маршрут.
Когда же в глухой круговерти
Взрывается жизни оплот,
Евреи уходят в бессмертье,
Свершая последний Исход!».

После долгих аплодисментов, отразивших общее эмоциональное состояние, приятие гениальных, но до боли трагичных строк, в наступившей тишине снова зазвучал голос Гиты Григорьевны...

«Я родилась в городе Могилеве на Днепре в Белоруссии. Немцы быстро оккупировали Могилев и сразу начали спрашивать о евреях, много ли нас. Устроили такое специальное место – ров. Все евреи должны были сдать ценные вещи немцам, расписаться, взять с собой только то, что разрешалось, и спуститься в ров, где они и жили...кто-то кончал там жизнь самоубийством... Поймите, Белоруссия была быстро оккупирована немцами – и возможности уехать практически не было...Я же в гетто не пошла, а жила на кладбище, потому что знала - немцы туда заходить не станут. Ночевала среди могил, ходила домой, в погреб, брала наши запасы и относила моей семье в гетто, по проходу, который сама сделала...

...Мой папа был ранен в Могилеве...его, как еврея, расстреляли и закопали в яме рядом с больницей...

...Моя мать и двое сестер – Дорочка и Фанечка – жили в гетто. Я носила им продукты, пока наш дом не заняли...

Всех евреев в гетто уничтожили. Я осталась жива благодаря учительнице, которая дала мне документы. По ним я была белорусской, а вера моя – православная. Учительница научила меня молитве «Отче наш» и сказала уйти из города, перейти линию фронта.

...Я останавливала машины, просила довести до Харькова, где тогда была линия фронта... когда просила переночевать, говорила, что из детского дома. Так добралась до города Конотопа. Там меня схватили...

...Посадили без вещей в вагон и направили в Германию в лагерь закрытого типа. Меня выводили на работу под конвоем с собаками на завод "Даймлер-Бенц", где я была уборщицей, поскольку у станка делала брак. Я подметала, протирала станки. А по документам – не еврейка, а белоруска. Но русских немцы тоже не любили, издевались. Многие погибли.

...Потом Америка все время бомбила Берлин... Начали наступать наши. Когда приблизились, я вышла и кричу: «Да здравствует Красная Армия!» - они перестали стрелять...

...Меня отправили из Берлина на Родину. Многие остались. Боялись уехать. А я уехала в Могилев...и снова скиталась. Дом наш заняли, меня не пустили...

...Я закончила обучение на медсестру – и меня отправили в Алма-Ату. Здесь я ожила. Стала учиться в Медицинском институте, закончила также Институт иностранных языков. И работала много лет в приемном покое больницы скорой медицинской помощи. Я – врач высшей категории...».

Поделилась своими воспоминаниями и волонтер Республиканской еврейской библиотеки им. М.Симашко Любовь Яковлевна Корецкая.

«Я не буду говорить о трудностях, о том, как погибла моя семья...в умирающем от голода Ржеве...В самое страшное время – в рождественские морозы 1943 года - нас – чудом уцелевших, последние остатки молодежи, – собрали и погрузили в товарные вагоны... закрыли на замок...(От первого забора меня спас сыпной тиф, в бараке нас не трогали). Из вагона никуда выйти невозможно. На улице морозы...

...Нас довезли до станции Сычевка Смоленской области. Ночью была бомбежка. Бомбили наши – а мы в вагонах, заперты. Наконец бомбежка кончилась, вагоны открыли утром, нас выпустил. Тела тех, кто замерз, выбросили на перрон. Подогнали лошадей. Наши вещи погрузили на телегу, а нас пешочком погнали в лес...

...Завели в лес. Огромная поляна. Выкопаны землянки. Накрытые. В них нары из обмороженных жердей. В эти землянки нас загнали. Вещи мы свои больше не увидели. По периметру площадка была огорожена штабелями замерзших тел людей, умерших в этих землянках. Нас вывезли из Ржева сюда – умирать.

...Утром нас выгоняли из землянки, сыпали в ладошку замороженной сырой ржи – все питание...

...Подходит офицер: «Bist du Jude?» («Ты – еврейка?» - с немецкого языка). Я покачала головой. Мне 17 лет. Он засмеялся, махнул рукой - что на тебя пули тратить, итак все умрете...

...Я попала с моей одноклассницей. Мы ночью примерзаем к нарам, утром отдираем пальтишко. Говорю ей - или мы тут получим чахотку на всю жизнь, или нас вынесут отсюда утром, как те тела... Надо удрать. Когда человек в беде, он очень изобретателен. В общем, мы удрали. По дороге боялись, что нас догонят. Мы – бегом, а силенок-то не было: зима, холод...

...Деревня Демидово. Большое село. Ходим по домам. Бездетные старики нас приютили, но сказали: «спать вы можете здесь, но кормить не можем. Немцы и партизаны, и бандиты под видом партизан забрали все». А мы после голодного Ржева. Утром одеваемся и идем от избы к избе с протянутой рукой. Кто-то даст картофелину, кусок жмыха - с нами делились. Спасибо старосте деревни, который нас не выдал. Мы сказали, что мы не из лагеря, а ржевские беженки. Нам помогали все, кто чем мог...

...Выявляется очередной набор в Германию. Староста, оставив двух своих девушек в деревне, подставил нас. Таким образом я попала в Германию...

...Ехали очень долго товарным эшелоном, с нами два охранника. Что самое страшное? Унижение. Поймите, мы не были людьми. Мы были животными. Когда остановка, надо сходить в туалет, а нас выгружают под охраной и ставят на один шаг от вагона. Еще один шаг – пуля. Все подряд усаживаются: дети, мужчины, женщины...Потом снова в вагоны...

...Доехали до Волковыска Западной Белоруссии. Оттуда угнали много людей. Окружили эшелон жены, матери, женщины - белоруски. Их охранники отгоняют, а они бросают нам в открытые вагоны хлеб, мясо, сало. Наконец, нас повезли дальше во Франкфурт-на-Одере.

...Выгружают нас из вагонов. Какое унижение – загоняют на санитарную обработку. Молодые поляки принимают нашу одежду (молодые женщины раздеты до гола). Женщин с длинными волосами всех остригли. Я была лысая после сыпного тифа. Так что, стригли не только в концентрационных лагерях. Одежду сдали в вошебойку. Погнали мыться. Такая ниша, а сверху чуть теплый душ поливает. Постояли. Заходит молодой человек с насосом с мылом. Прошел по головам. Наверное, от вшей...Потом велел повернуться передом... Унижение...С вами не обращаются, как с людьми. С вами обращаются, как с животными...Унизительно...

Начинается распределение на работу. Выстраивают на плацу – и бауэры подходят и выбирают людей, как скотину. Заглядывают в зубы, ощупывают. Отбирают молодых, здоровых. Всех разобрали. Стою я одна – худющая, какой из меня работник?! Что со мной делать?!

Слава Богу. Наверное, есть Бог, который меня всю жизнь оберегал.

Меня отправляют на консервную фабрику. Там, где готовились консервы для фронта.... Там мы, конечно, уже не бедствовали. Там я проработала, пока нас не выгнали из города, когда начался штурм Одера.

Выстроили в две колонны и под охраной эсэсовцев погнали к Берлину. На полдороге до Берлина начался страшный воздушный бой. Когда идет бой в небе, все, разумеется, сыпется на землю. Мы спрятались в противотанковый эскарп. Охрана перепугалась - и они тоже куда-то ушли. А тут рядом лесок. С фабрики наши шесть мальчиков и четыре девчонки держались вместе. Наш активист Гришка Антонов говорит: «надо смыться». И мы двинулись потихоньку в лесок. Мы успели зайти за деревья, за кусты. Люди за нами тоже пошли, но охрана открыла стрельбу. А мы успели. Трое суток шли на восток на встречу Красной Армии...и наткнулись на своих...

...Нас освободили...

...Допрашивал оперативный отдел...

...Потом в пересыльном лагере...

...Это было все не самое страшное. Потом началось...

...Фильтрация...

...Вот об этом сейчас почти ничего не говорят и не пишут. А в советское время тем более не писали. Но, как нас унижали на фильтрации...

Нас сразу домой не отпустили. Оставили на год работать на подсобном хозяйстве Группы оккупационных войск Германии. И вернулась я домой в 1946 году.

Прежде чем вручить мне советский паспорт, две недели по ночам меня возили в милицию и каждый раз допрашивали. Об одном и том же.

Репатриант в 1946 году? На работу не принимают. Нет работы – нет карточки на еду, нет жилья. Ржев сровняли с землей. Как жить?

Мне повезло. Мне очень повезло в том, что в городе подсказали - в Управлении дороги работает муж покойной тетки, которая у меня на руках от голода умерла. Я пришла. Он, когда открыл дверь, чуть не упал, увидев меня живой. Все были уверены – наша семья погибла.
Начальник отдела, где работал мой дядя, в те годы не побоялся. Он помнил мою маму и меня, и сказал: «Будешь у меня работать». Как я буду работать? Я же не умею! «Мать твоя работала – и ты сумеешь. Садись и учись».

Секретарь-машинистка. А есть работа – есть карточка на продукты – есть талоны на обеды в управленческой столовой! И я ожила. А жили мы с дядей в этой же конторе, где работали. Днем за столами трудились, а ночью на этих же столах спали...

Вот такая была жизнь».

В этот день, 27 января 2015, в помещении ЕОЦ «Римон» состоялось зажжение свечей Памяти. Вспоминали родных, близких, не вернувшихся с войны, погибших в лагерях, пропавших без вести. Тех, имена которых стерлись в реке времени. Но все они родные – в беде и на войне чужих не бывает. У каждого, кто подходил по очереди, брал в руки спичечный коробок, зажигал свечу, в том, навсегда ушедшем времени, остался кто-то, кого вернуть невозможно. Горят свечи, как людские сердца. Горячие сердца, верившие в победу. Несмотря на лишения, голод, унижения, потери, ужасающие физические, душевные испытания. И сегодня нынешнее поколение должно хранить Память и передавать ее дальше, как свет зажженной свечи...